Так получилось, что я ещё с детства увлекся историей находки знаменитого Каргалинского клада. Конечно, понимал уже тогда, что это одна их самых значимых находок в отечественной археологии. Все эти годы с интересом читал научные статьи о кладе, собирал воспоминания, искал фотографии охотников, нашедших его 85 лет назад.

Родом из детства

Напомним, что в 1939 году в горах Заилийского Алатау, неподалеку от Алма-Аты, было обнаружено женское погребение (предположительно – шаманки), содержавшее множество золотых изделий двухтысячелетней давности. Известный советский археолог Александр Бернштам, научный сотрудник Эрмитажа и одновременно руководитель постоянно действующей археологической экспедиции Семиречье – Тянь-Шань – Памир – Фергана писал: «В правом ответвлении Каргалинского ущелья близ урочища Мынг Ошакты на высоте 2 300 м при случайных обстоятельствах товарищем Назаренко были найдены кости человека с набором золотых предметов в количестве около 300 штук».

Вот об этих «случайных обстоятельствах» мне и хочется рассказать. Моё детство прошло в посёлке Фабричном (ныне село Каргалы), расположенном как раз на входе в ущелье, где и случилось сенсационное археологическое открытие. Мы жили на улице Чапаева, и нашими соседями были Николай и Елена Есиповы.

В 1960-е годы дяде Коле, как мы его называли, было уже под 80. Он был худым, малоразговорчивым человеком. По утрам долго и надрывно кашлял – рассказывали, что в годы Первой мировой войны он получил немецкую пулю в лёгкие. Мы, дети, его боялись. На всю жизнь запомнилось, что дед не любил, когда чужие собаки или куры залезали к нему во двор или сад. В таких случаях он доставал ружье и пристреливал незваных гостей.

И с ним была связана таинственная история , касающаяся найденного до войны клада. Прошло уже четверть века, но разговоры о нём в нашем посёлке не утихали.

Как-то раз мама отправила меня к тете Леле, его жене, которая в отличие от мужа была доброй общительной старушкой и часто угощала нас конфетами, всегда водившимися в кармане её фартука. Переступив порог дома, я первым делом увидел деда, державшего в руках старую книгу по истории Древней Греции и Рима (надписи на обложке были в дореволюционной орфо­графии). Набравшись смелости, я спросил старика, правда ли, что он был в числе тех, кто нашел в горах клад .

На удивление, дядя Коля не рассердился, а, отложив книгу, поведал мне историю, которая навсегда отложилась в моей памяти (да и как могло быть иначе, ведь мы, мальчишки, в те времена просто бредили кладами). Полвека спустя я легко восстанавливаю тот рассказ, попутно сверяя некоторые детали с записями бесед с Николаем Есиповым, сделанными учительницей нашего посёлка Полиной Яковенко, и воспоминаниями Риммы Ключниковой, внучатой племянницы Аркадия Назаренко – другого участника той истории.

Рассказ старого охотника

«В тот субботний августовский день 1939 года я вместе со своим другом, токарем нашей фабрики Аркадием Васильевичем Назаренко, а также электриком Семиным (имени не помню, он тогда приехал из Москвы устанавливать новое оборудование на фабрике) и ещё одним нашим товарищем (фамилию подзабыл) отправился в горы на охоту. Целый день мы бродили по ущелью, а вечером остановились на ночлег.

Начал моросить дождь, поэто­му стоянку мы сделали под огромным висячим камнем. Это место напоминало пещеру. Разожгли костер и начали готовить ужин. Сидевший у огня Аркадий взял палочку и стал ковырять ею в грунте, который состоял из мелких камней и песка. Вдруг он зацепил желтоватую поясную бляху.

– Мужики, я что-то нашел. Это не золото случайно? – спросил он, протянув бляху Семину.

– Ерунда, какое золото? – ответил тот и, осмотрев бляху, выбросил её к реке.

Но Назаренко продолжал копаться в грунте. Вскоре он нашел колечко и браслет. По весу и цвету мы догадались, что это всё-таки золото, и, напрочь забыв об ужине, присоединились к «раскопкам». Остановила нас лишь тёмная ночь. А едва забрезжил рассвет – вновь начали ковыряться в грунте (лопат у нас не было).

Нашли несколько пластинок и колец. Собрав все находки, ринулись в посёлок, где на фаб­рике нашли инженера-химика Азнабаки Таирова (в записях Яковенко указана фамилия Аметов. – И. И.). Осмотрев нашу добычу, он вскричал: «Да вы же нашли древнее золото высшей пробы!» Вооружившись лопатами, мы буквально полетели обратно к заветному валуну. Здесь мы раскопали ещё около двух с половиной килограммов золотых женских украшений.

Это были перстни, на которые были посажены фигурки верблюдов, козлов, диких кабанов, пластинки с изображением архаров, орнаментов. Порой попадалась сгнившая ткань, которая при прикосновении моментально рассыпалась. Мы нашли множество пуговиц разной величины. Но самое главное – раскопали диадему, разбитую на несколько фрагментов, с сюжетами из древней мифологии.

Мы решили сдать найденные сокровища государству. Семин отвез клад в Алма-Ату и передал в Центральный музей Казахской ССР. Вскоре эта находка стала известной на весь Советский Союз.

Через некоторое время к нам приехал из Ленинграда учёный-археолог. Помню, что он прихрамывал, на вид ему было под пятьдесят, хотя, возможно, и был моложе. Он попросил проводить нас к тому камню. Причём предложил, чтобы мы заранее не указывали на это место.

Шли пешком (на лошади он ехать отказался), внимательно разглядывая скалы. Вдруг ленинградец закричал: «Нашел!» Мы десятки раз проходили тут, но ничего не замечали, а он разглядел на камне еле заметное изображение животного с рогами и крыльями, бегущего в горы. Такого рода картины несколько раз встречались на пути. Заметили и ещё одно изображение – но теперь животное неслось с гор вниз. «Где-то здесь вы и нашли сокровища. Теперь показывайте место», – обратился он к нам.

Археолог внимательно осмотрелся и сделал предположение, что по нашему ущелью пролегал путь из Китая в Семиречье и Европу. На следующий день, объезжая окрестности Фабричного, он обратил внимание на семь больших камней, располагавшихся по окружности. Очевидно, это был жертвенник. В середине круга рабочие раскопали остатки золы. Наверное, древние кочевники, спустившись с гор, приносили животных в жертву и устраивали большой той». На этом дядя Коля закончил свой рассказ.

Что было дальше

Чтобы узнать, как сложилась дальнейшая судьба героев этой истории, я провел небольшие изыскания.

Николай Есипов прожил долгую жизнь. Он скончался в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Доб­рая бабушка Леля ненадолго пережила мужа.

Аркадия Назаренко в марте 1941 года призвали в армию, служил он в Белоруссии, в Бресте. В самом начале войны попал в плен. Родственникам прислали извещение, что пропал без вес­ти. Лишь недавно выяснилось, что он был замучен в одном из фашистских концлагерей на территории Польши.

О монтере Семине ничего неизвестно, как и о четвертом охотнике, так и оставшемся безымянным. Инженер Азнабаки Таиров (я хорошо его знал, наши семьи дружили) был репрессирован и вернулся из лагерей в 1950-х.

Ленинградским археологом был, скорее всего, Александр Натанович Бернштам. Известно, что он прихрамывал. Учёный приезжал в наши края и первым описал Каргалинский клад. Бернштам считал, что найдено было женское погребение усуней с разнообразными ритуальными принадлежностями. Он датировал сокровища I в. до н. э. – I–II вв. н. э.

Говорят учёные

Особый интерес у Александра Бернштама вызвала диадема в виде двух золотых пластинок, богато украшенных ажурными изображениями птиц, диких зверей, людей, драконов и крылатых коней, которые были искусно вплетены в витиеватый растительный орнамент. Глаза животных исполнены из светлого сердолика или альмандина, а тела инкрустированы бирюзой.

В своей работе «Золотая диадема из шаманского погребения на р. Каргалинка» он писал: «Изображения на диадеме имеют определенную семантику, содержат определенный круг идеологических представлений. Мы склонны видеть здесь эмблемы счастья и благополучия, символы стихий неба и земли, теснейшим образом связанные с шаманскими представлениями. Характерно отсутствие в диадеме домашних животных. Количественно здесь более всего представлены птицы, летающие звери (тигр и лошадь с крыльями, дракон) и птицеподобные люди. Вся эта тематика целиком укладывается в шаманские представления о высших божествах «неба», в первую очередь tänri тюрок-кочевников, и «земли», иногда «священных земли-воды».

В книге «Искусство Казахстана» искусствовед Нагим-Бек Нурмухаммедов писал: «Большой интерес представляют два кольца с изображением лежащих двугорбых верблюдов; двугорбый верблюд характерен только для территории Семиречья. Найдено десять скульптурных изображений горных козлов-таутеке, серьги и другие золотые вещи. Всего в Каргалинском захоронении обнаружено более трёхсот золотых украшений, в том числе замечательная женская диадема из двух прямоугольных золотых пластинок общей длиной 35 см и высотой 4,4 см.

Основная пластинка диадемы начинается изображением крылатого дракона с раскрытой пастью, где хорошо видны зубы. На драконе сидит фантастический человек-птица, держащийся за рог; за этой фигурой помещены крылатый конь на постаменте и птица. Далее снова человек-птица, мчащийся на козероге, за ним следует карабкающийся медведь и вверху – летящая птица. Вся эта группа замыкается всадником, сидящим на горном баране – архаре.

На малой пластинке диадемы изображены рогатый марал и самка марала, между ними – летящая птица; далее человек, сидящий верхом на тигре в кочевническом головном уборе, за ним крылатая лошадь. Изображения на диадеме, по-видимому, представляют символы счастья и благополучия. Обе пластинки имеют обильную инкрустацию из бирюзы и сердолика».

В этой работе использованы, вероятно, некоторые китайские мотивы ханьского времени (дракон) и иранские (крылатый конь). Звериный стиль каргалинской диадемы перекликается с орнаментальными мотивами на памятниках материальной культуры эпохи Хань. Это свидетельствует о взаимодействии между культурой кочевников и китайским искусством.

Доктор исторических наук, известный казахстанский археолог Алексей Марьяшев (1933–2018) отмечал, что об украшениях из Каргалинского захоронения писал ещё Юрий Домбровский. Он дал высокую оценку находкам Семиречья, которые в те времена были редкостью.

«Наши специалисты считают, что найденные предметы относятся к эпохе раннего железа. В пользу этой гипотезы говорит то, что все сакские находки выполнены чётко в зверином стиле, а здесь очень много вещей с инкрустацией, которая в других сакских украшениях отсутствует – скорее всего, её и не было в то время.

Вероятно, эти вещи делали мастера высокого класса и, скорее всего, диадему изготавливали по заказу в каком-то большом городе, так как на стойбищах сакского или даже усуньского времени не всякий мастер взялся бы за такую работу. Но это лишь предположения.

...Диадема связана с кочевниками: здесь значительное количество всадников, фигуры зверей отчасти напоминают рисунки эпохи саков, хотя сюжеты нельзя назвать классическими сакскими. При этом набор животных точно такой же, как у саков. Есть отдельные элементы сакского стиля, но они не очень чётко выражены. Например, изображение рогов оленя с отростками характерно для саков. Или головной убор всадника – типичный колпак, который носили саки. «Саки островерхие» – так их называли в летописях».

Обнаружить такое захоронение, как Каргалинское, – огромная удача. Безусловно, Золотой человек – более значительная и информативная находка, однако Каргалинский памятник, несомненно, достоин и внимания, и более детального изучения.